Дом старины Хэма

Репортаж из дома Эрнеста Хемингуэя на острове Ки-Уэст

Фотопортрет Хемингуэя — атрибут любого интеллигентного дома в СССР. А чем украшал стены сам писатель? Как устроен кабинет, где были написаны самые известные его произведения? Ответы на эти и многие другие вопросы мы получили в доме на острове Ки-Уэст.

В это сложно поверить, но культового писателя прошлого столетия на Ки-Уэсте далеко не всегда считают отдельной единицей и часто говорят о его семье по-соседски: «У Хемингуэев был первый в округе бассейн», «Хемингуэи мылись дождевой водой из бака на крыше», «Самый модный дом в городе был у Хемингуэев». Все эти эпитеты — заслуга второй жены писателя Паулины Пфайфер.

В 1926 году Хемингуэй встретил ее в Париже. Богатая наследница семьи американских землевладельцев и производителей лекарств и косметики, Паулина носила меха, стрижку боб, костюмы от Louiseboulanger и работала журналистом и помощником редактора отдела моды. Им, кстати, был основатель первого американского модного Дома в Париже Мейн Руссо Бокер.

Через год после свадьбы, в 1928 году, писатель приехал на Ки-Уэст забрать машину, которую должны были доставить с Кубы. Но машина задержалась, а Хемингуэй решил, пока ждет, закончить здесь «Прощай, оружие!». Южное местоположение, испано-пиратское прошлое Ки-Уэста, помноженное на американский темп жизни, понравились ему настолько, что в 1930 году Хемингуэи купили тут дом. Паулина наш­ла его на распродаже имущества, налог на которое не был своевременно уплачен. Выкупить дом помог богатый дядюшка Гас.

Когда-то Ки-Уэст был одним из самых богатых городов США (первые постоянные обитатели зарабатывали, спасая тонущие корабли и присваивая часть груза), но в 1930-х сами жители называли город «Сен-Тропе для бедных». Построенный в 1851 году архитектором Асой Тифтом, на момент покупки дом был в плачевном состоянии. Семья Асы умерла от брюшного тифа, и в доме долгое время никто не жил. Когда в 1931 году Паулина открыла двери, на нее осыпалась штукатурка, и с тех пор она шутила, что дом заколдован.

Тем не менее Паулина взялась за обустройство этого типичного новоорлеанского дома с парижским шиком. Она велела заменить потолочные вентиляторы, обычные для этой местности, на люстры из венецианского стекла. Мебель везли из самого Парижа: средневековые испанские кожаные стулья с карманами для меча, фарфоровые статуи «блэкамур» (или «негритенок») с подносами в руках, где гости оставляли визитки, и прочее. Изголовьем кровати в спальне Хемингуэев стали ворота испанского монастыря, а возле кровати Паулина поставила три старинных родильных стула — их роль в интерьере до сих пор остается неясной. Хемингуэи быстро завели няню, повара и девушку, которая помогала со стиркой. А глава семьи выбрал место для своего кабинета — второй этаж здания бывшей кухни.

Чтобы жар от очага не нагревал и без того жаркий дом, жители Ки-Уэста до изобретения кондиционера строили дома-кухни во дворе отдельно от дома. Хемингуэи же вернули кухню в дом, а второй этаж кухонного домика превратили в кабинет. Тут были написаны книги «Иметь и не иметь», «Зеленые холмы Африки», «По ком звонит колокол», а также 75% рассказов, включая «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера», «Снега Килиманджаро», и «Смерть после полудня». Вой­ти в кабинет можно было по подвесному мосту прямо с веранды дома. Каждое утро Хемингуэй практически из спальни по мосту среди лиан отправлялся в кабинет. Вечера же проводил на рыбалке или в баре Sloppy Joe.

Именно в этот бар в 1936 году в маленьком черном платье пришла будущая третья жена Хемингуэя Марта Геллхорн. Родственники очевидцев утверждают, что она специально приехала в город, чтобы познакомиться с Хемингуэем, а маленькое черное платье — вовсе не случайность. Вскоре после знакомства писательница и Хемингуэй уехали в Испанию, чтобы следить за ходом гражданской войны.

Единственный в тогдашней округе бассейн и предмет зависти соседей — результат этого романа. Узнав о похождениях мужа, Паулина решила строить бассейн. Хитрость заключалась в том, что остров расположен на известняковой плите, а потому для бассейна пришлось взрывать камень. Строительство обошлось Хемингуэю в $8000, в то время как все имение было куплено за $20 000. Вернувшись домой и узнав об этих тратах, писатель в сердцах бросил на плитку у бассейна американский цент и заявил, что жена его разорила и это его последний цент. Ироничная Паулина приказала вмонтировать цент в цемент. После отъезда писателя на Кубу в 1939-м, она много лет развлекала гостей, показывая на монету и шутя, что она единственная из всех жен, которая получила от писателя хотя бы цент!

После ее смерти дом долго сдавали, в том числе американским военным, которые тренировались в этом самом бассейне. Но в начале 1960-х часть дома сняла владелица магазина украшений за углом (Beachcomber Jewelry Store) Бернис Диксон. В 1961 она выкупила имение и намеревалась в нем жить. Однако ее стали атаковать фанаты писателя, которые просили показать, «где он провел самые счастливые и плодотворные годы и где к нему пришла слава». В итоге Бернис превратила дом в частный музей Хемингуэя.

«Ей повезло, потому что в подвале и на чердаке хранилось множество вещей Хемингуэя, — рассказала корреспонденту "Как потратить" Линда Мендес, проработавшая здесь 29 лет. — У нас есть письмо от сына писателя, где тот говорит, что новая владелица может пользоваться ими как хочет. Это мебель, фотографии с рыбалок, трофеи с войны и из африканской поездки, которую, по моим источникам, оплатил все тот же дядюшка Гас. Все эти годы меня интриговала бутылка, запаянная в металлическую клетку с замком, чтобы слуги не пили алкоголь. Не уверена, от кого Хемингуэй закрывал свою выпивку, от слуг или от себя, и закрывал ли вообще, но эта вещь была у него в доме».

В завалах была найдена и разбитая статуэтка кота работы Пикассо. Создав музей, Бернис Диксон позвала в гости первую жену Элизабет Хедли Ричардсон. Именно она рассказала, что Хемингуэй выменял кота за коробку ручных гранат у Пикассо, с которым они познакомились через Гертруду Стайн в Париже. К слову сказать, коты в «Доме Хемингуэя» — целый аттракцион. Во-первых, их 56, во-вторых, у них шесть или семь пальцев, и в-третьих, все они потомки пары шестипалых котов Хемингуэя по кличке Снежок и Белоснежка. Кошачью чету подарил писателю капитан Гарольд Стэнли Декстер, потому что морское поверье гласит, что шестипалый кот — к удаче.

«Мы не раздаем котят, — вздыхает Линда. — С одной стороны, закон США требует контролировать численность животных на территории музея, с другой — было бы эгоистично разводить котов Хемингуэя на продажу, когда в любом питомнике можно найти десятки никому не нужных животных».

Еще один интересный экспонат — принт картины «Ферма» Жоана Миро 1922 года. «Это первая собственная картина в жизни Хемингуэя, — говорит Линда. — Он подарил ее на день рождения первой жене Хедли. Но впоследствии "одолжил" у нее работу и не вернул. Сейчас она хранится в Национальной галерее искусства в Вашингтоне, куда ее отдала уже последняя жена писателя — Мэри Уэлш».

В Ки-Уэсте вообще возникает ощущение наглядности жизненного цикла: так примечательны и многочисленны здесь бары, заведения для легкомысленных утех и кладбища. И какую бы гламурную жизнь ни пыталась вести Паулина, Хемингуэй не остался в стороне от этих влияний. Например, на входе в сад он поместил писсуар из мужского туалета. «Он постоянно ходил в местный бар Sloppy Joe, — улыбается Линда. — В 1937 году бар переезжал на соседнюю улицу и возле двери выставили скарб, включая принадлежности мужского туалета. Проходивший мимо писатель схватил писсуар и со словами “я спустил в него так много денег, что он уже принадлежит мне” понес его домой, чтобы поставить в сад. Поить котов».

Достоверно известно, что рядом с котами в этом саду развлекались столпы американской литературы Джон Дос Пассос и Синклер Льюис. Теперь же в музей приходит около 600 туристов в день и внуки писателя. А в 2000-м умер последний житель острова, который был знаком с Хемингуэем лично, — боксер Кермит Форбс. Именно с ним писатель почти ежедневно боксировал у себя на заднем дворе.

«Хемингуэй, конечно, интересный человек, но я не думаю, что в жизни он бы мне понравился, — смеется Линда. — Он задирал нос, был высокомерен. Хотя наверняка это зависело от настроения, в котором его застали! Уверена, что, если бы мы встретились, когда мне было двадцать и я была красотка, он вел бы себя очаровательно!»

Читайте также