Рыцарь круглого стола

Интервью с Паскалем Раффи, владельцем часового бренда Bovet 1822

Паскаль Раффи, владелец и глава независимого швейцарского часового бренда Bovet 1822 говорит, что «приобрел Bovet, чтобы удовлетворить свои амбиции часового коллекционера и попробовать возродить производство великолепных часов». Вслед за словами о собственных амбициях он всегда добавляет, что стремился еще и к ренессансу старинной марки. Основана она была в 1822 году потомственным часовщиком из Флерье Эдуардом Бове в Лондоне, где тот продолжал познавать часовое дело и вместе с родными братьями оттуда организовал поставку щедро декорированных карманных часов в Китай. Их невероятная популярность в Поднебесной вскоре перекинулась на Европу. В 1855 году из-за Опиумных войн и столкновения интересов Франции и США поставки в Китай прекратились, и семья Бове продала бренд братьям Бобилье, возглавлявшим их мануфактуру в Швейцарии. С тех пор бренд сменил четырех владельцев, в 1932 году его приобрели родственники основателей – братья Альбер и Жак Бове – и создали собственный механизм хронографа, но в 1948 году вновь потеряли марку. В 1994 году Bovet оказался в руках Ги и Тьерри Оэлвейев, именно у них в 2001 году Раффи и приобрел этот бренд с непростой судьбой, сумел восстановить часовое производство на достойном уровне и не собирается останавливаться на достигнутом.

Ваш дед был знатоком часов. Он привил вам страсть к часовому искусству?

Паскаль Раффи Верно, мой дед Андре всю жизнь коллекционировал старинные карманные часы. Интересно, что в свою очередь его дед одним из первых в обществе стал носить наручные часы на браслете, Андре Раффи отдавал должное технической революции в часовом деле, но предпочитал старинное искусство. Дед мог позволить себе это увлечение: он был серьезным землевладельцем в Швейцарии и не только в ней. Но каждый день вставал очень рано, шел в кабинет и заводил все свои часы. Забавно, что сейчас я проделываю то же самое: сажусь рано утром за стол в кабинете с сигарой, кофе и моими часами – это время для самого себя. Возможно, во мне говорит историческая память.

Когда мне и моим двоюродным братьям исполнилось по 13 лет, дед начал давать нам каждую субботу уроки по часовому искусству, и эта школа продолжалась пять лет до нашего совершеннолетия. Дед рассказывал нам о часах все, что знал сам, и показывал на примере своих образцов. Должен признать, что мне и моим кузенам иногда бывало дико скучно и мы страдали, что не можем заниматься своими делами. И только спустя годы осознали, что дед на самом деле учил нас более широким понятиям, которые пригодились в жизни: что есть высочайшее качество, что такое мастерство, что есть истинная роскошь. И это воспитало в нас вкус к стоящим вещам, уважение к мастерству в любой области. Дед всегда требовал от нас страстного и бескомпромиссного отношения к любому делу, научил нас думать и не спешить ради результата любой ценой. Важно не столько ярко блеснуть, сколько не погаснуть со временем и достойно продолжать свое дело – по этому принципу я руковожу Bovet.

Были ли в коллекции вашего деда часы Bovet?

П.Р. Да, часы «Мадонна» с изображением Мадонны с младенцем на крышке в технике миниатюрной живописи. Оно было написано по мотивам картины Рафаэля, а сами часы созданы в 1830 году для китайского рынка, на который Дом Bovet Fleurier вышел первый и где был фаворитом. Теперь эти часы – мой талисман.

Вслед за дедом вы сами начали собирать коллекцию часов в 24 года, что в ней было?

П.Р. Теперь в ней есть все или практически все известные бренды, старинные и современные. Но самыми первыми часами была современная модель Audemars Piguet Perpetual Calendar Skeleton Royal Oak из розового золота. И я до сих пор продолжаю приобретать часы как сумасшедший – если какие-то модели меня восхищают своим совершенством, я их приобретаю.

Как при такой страсти к часам и к роскоши вы выбрали карьеру адвоката и стали работать в фармацевтической промышленности?

П.Р. Я получил образование в области политических наук в Париже. Это связано с моей сложной родословной: мои предки происходили из Германии, потом эмигрировали во Францию, родители переехали в Швейцарию, а работали в Ливане, где я и родился, так что в моей крови намешано множество разных национальностей. И вот чтобы понять разные культуры, их взаимодействие, иметь открытое сознание, я выбрал политические науки. Для меня это был способ познания мира, а когда ты понимаешь, как устроен мир, ты понимаешь, как устроен человек. Затем я продолжил изучение законодательства, чтобы быть готовым к столкновению с любым мышлением и уметь анализировать происходящее, ведь закон помогает понять психологию человека.

Но поскольку моей семье уже тогда принадлежал серьезный фармацевтический бизнес, я естественным образом начал работать там, где был нужен родным, и провел в нем 12 лет. Но однажды, когда я был в Майами, где жили на тот момент мои жена и дочь, моя девочка Одри грустно произнесла, что была бы счастлива, если бы видела почаще отца, и я решил оставить работу (к счастью, я уже мог это себе позволить). Завершил все дела за 18 месяцев и посвятил себя семье. Мне было 38 лет, мы обосновались в Швейцарии, под Женевой, но я знал: однажды эта «пенсия» закончится и я начну заниматься тем, что меня по-настоящему увлечет. И когда узнал о продаже Bovet, еще не успел насладиться ничегонеделанием и даже заскучать.

Как именно вы получили предложение рассмотреть покупку часового бренда?

П.Р. Один из моих банкиров, близкий друг, знал, что я коллекционирую часы, и, услышав об этом предложении, первым позвонил именно мне. Это было в 2000 году, а тогда инвесторов и партнеров искали многие компании, в том числе и часовые. Все тот же друг прислал мне папку с коммерческим предложением, но я сразу сказал себе, что приобрету этот Дом только на своих условиях. В моих мыслях он должен был стать частью небольшого клуба для коллекционеров и выпускать не более 3000 часов в год, что является истинной роскошью. Я изучил все документы, и спустя 4 месяца у меня было встречное предложение. Я объяснил тогдашним владельцами Bovet, что это должен быть Дом, где создание великолепных часов базируется на традициях, техническом качестве и художественном подходе. Те джентльмены категорически со мной не согласились: они хотели выпускать 20 000 хронографов в год, чтобы бренд приносил деньги. Но я заплатил требуемую ими сумму и объявил, что буду развивать Bovet как считаю нужным. И вот спустя 16 лет я все еще говорю с вами о наших новшествах. Я потратил огромные деньги – сумму не назову, но можете написать, что не один десяток миллионов, – чтобы вернуть былую славу часовому Дому, который в XIX веке являлся вдохновителем для большинства часовщиков того времени, но все мои инвестиции в Bovet стоили того.

Вы приобрели марку, в которой трудилось четыре человека. Каковы были ваши первые шаги, как вы набирали команду? И каково состояние дел сегодня?

П.Р. Да, всего четыре человека, да и сама компания размещалась на 80 кв. м. Сегодня в Bovet работает 142 сотрудника и мы выпускаем 3000 часов в год, штаб-квартира и производственные мощности занимают площадь 70 000 кв. м. Подобных нет даже у некоторых брендов, производящих по 20 000 часов в год. Мы сами создаем циферблаты в пригороде Женевы в План-лез-Уат; делаем наши механизмы самостоятельно, включая волосковую пружину баланса на производстве Dimier 1733 в Тремблане, около Бьена; также наша компания является совладельцем производства корпусов; и, наконец, в замке Мотье, в долине Валь-де-Травер, мы собираем все наши часы воедино. Мы не производим только минутные репетиры – в этом вопросе есть более серьезные специалисты. А вот хронографы делать станем – у нас уже готов прототип, но мы не торопимся, думаю, это произойдет в 2020 году. Могу сказать, что сегодня у меня действительно сильнейшая команда наконец, идеальная, на мой взгляд.

Кто движущая сила в вашей команде, с кем вы обсуждаете новые модели часов ?

П.Р. У меня в Bovet устраивается круглый стол, где все «рыцари» слушают друг друга и никак иначе. Наша главная задача – каждый год представлять техническое новшество и создавать уникальные часы. Но идею и запуск любой модели всегда инициирую я. Называйте это эгоцентризмом, я называю это страстью.

Вы действительно добились впечатляющих результатов за 16 лет. Какие задачи вы перед собой ставили, когда приобрели Bovet?

П.Р. Доставить себе удовольствие. Бизнесом для меня всегда была фармацевтика. Поэтому, когда я стал владельцем Bovet, эгоистично спросил себя: что может удовлетворить меня как коллекционера? Уникальность в механизмах и декоре, лимитированное количество и в итоге часы, которые бы заставили меня самого восхищаться ими. И с того момента все коллекции Bovet следуют этой логике. Я никогда не хотел во что бы то ни стало заработать деньги на Bovet, я хотел создать прекрасный объект, в котором бы декоративные искусства гармонично соседствовали с невероятными механизмами. Конечно, мы скорее соблюдаем баланс: берем наследие бренда, но не повторяем его в XXI веке, это и невозможно, ведь мы используем другие технологии производства, другие материалы, у нас уже просто другая часовая культура...

Довольны ли вы нынешним состоянием коллекций? Не многовато ли у Bovet 1822 ответвлений?

П.Р. Пожалуй, да, у нас слишком много коллекций, но объясню почему. Я хорошо считаю свои расходы и составляю балансовый отчет, но никогда не просчитываю свои чувства и эмоции. И если мы придумали прекрасный часовой объект, который «говорит» с нами, то воплощаем его. Но в последние года три мы как раз решили выяснить, какие модели являются определяющими, ключевыми в той или иной коллекции, и в ближайшее время будем работать над этим вопросом. Хотя не исключено, что наши клиенты привыкли к тому, что мы слишком щедры, ха-ха!

Что для вас является большим признанием успеха бренда – награды, которые часы получают от профессионалов, или интерес к ним у коллекционеров? И если бы вы должны были наградить часы Bovet – какие бы и за что?

П.Р. С 2001 года наши часы получили 29 наград – все они хранятся в замке Мотье. На мой взгляд, мы точно заслужили из них наград десять. Не как владелец Bovet, а как знаток и коллекционер, я бы как минимум вручил награду модели Amadeo Fleurier BraveHeart, парящему турбийону с кареткой диаметром 18 мм, с запасом хода 22 дня, с особой системой автоподзавода, без всяких механических приспособлений и с запатентованной системой Amadeo, которая позволяет сделать из наручных часов настольные, – я бы уважал эти характеристики у любого бренда.

У Bovet огромное наследие в женских часах – в эстетических кодах декоративного оформления, – но вы создаете не так много часов для дам...

П.Р. Верно, мы были слабы в этом сегменте первые 10 лет, и в этом виноват я. Я взялся за Bovet, чтобы удовлетворить свои амбиции коллекционера, и увлеченно создавал мужские механизмы. Я не сразу осознал, что наши мастера должны выражать свое умение в декоративных искусствах и для женщин, но сегодня соотношение мужских и женских моделей у нас составляет примерно 60% на 40%.

Вы были одним из инициаторов возрождения искусства эмалей на часовых циферблатах и корпусах в современной часовой индустрии – как вы оцениваете состояние этого вида декоративно-прикладного искусства сегодня?

П.Р. Да, 20 лет назад искусство миниатюрной эмали на циферблате практически сошло на нет. Когда я возглавил Bovet, то дал себе слово, что верну художественные коды бренда и встану на защиту того, что большинство считало старомодным. Я и сам моментально прослыл старомодным, странным и ничего не понимающим в современных часах. В Bovet тогда не верил никто в принципе, не говоря уже о возрождении декоративно-прикладных искусств марки! И вот спустя 16 лет, какую бы публикацию о часовой компании я ни открыл, в ее содержании будут присутствовать термины «декоративно-прикладное искусство» и «мастера искусств» – коллекции многих брендов так и называются Metiers d’Arts, а мне остается только усмехаться, видя свою «странность».

У вас сложился творческий союз с российским мастером-ювелиром Ильгизом Фазулзяновым. Как вы решили создать часы Bovet c циферблатами от Ilgiz F.?

П.Р. В Женеве я часто бываю в своем любимом отеле Beau Rivage, там в одной из витрин я увидел украшения с эмалью, и они мне моментально понравились своей эстетикой и высочайшим уровнем исполнения. Вот это настоящее искусство, какая выразительность, какое сочетание цветов! Я расспросил менеджера отеля об этом художнике, и оказалось, что это россиянин Ильгиз Фазулзянов и он как раз Женеве, здесь у него проходила выставка. Спустя два дня мы уже встречались с Ильгизом и вместо запланированного часа просидели все четыре, я опоздал на самолет, но ни секунды об этом не пожалел. Когда ты встречаешь настоящего художника и понимаешь уровень его мышления, когда вы разделяете одни ценности, это огромная удача. Ильгиз – гений в том, что выражает в ювелирном искусстве, его уровень использования декоративных техник просто невероятный. Это так созвучно традициям Дома, что уже в последний час диалога я произнес, что хотел бы видеть художественное выражение Ильгиза на циферблатах часов Bovet. Наш союз сложился естественным образом, и я горд, что наши совместные часы Bovet были представлены на персональной выставке Ильгиза в Московском Кремле в 2016 году.

Спустя 16 лет новейшей истории Bovet, каким вам видится его место в часовой индустрии и собственно его будущее?

П.Р. Самая большая опасность для бренда, защищающего собственные ценности, – это начать строить будущее с оглядкой на то, что делают соседи по часовому цеху при всем к ним уважении. Единственное, что нужно понимать, в чем хороши именно вы и Bovet. Я точно не гожусь для глобализации и универсализации, которые происходят в индустрии и в мире в целом. У меня страсть только к тому, для чего требуется невероятная детализация с артистическим подходом. Это мой образ жизни, и такой образ мышления у всей моей команды, это и есть Bovet. Я никогда не ставил ни одного своего сотрудника в жесткие рамки – ни интеллектуально, ни технически, только в таких свободных условиях он выражает свой талант наилучшим образом. А я, как дирижер в филармонии, стою за своим пультом и отвечаю за то, чтобы мой оркестр издавал прекрасные мелодии этой бесконечной часовой симфонии и дальше.

Читайте также