«Гнездо» архитектуры: кто строит новую Москву
Пьер де Мерон – легендарный швейцарский зодчий, один из фронтменов архитектурного бюро Herzog & de Meuron. Он и его партнер Жак Герцог – лауреаты Притцкеровской премии (2001), авторы таких культовых зданий, как музей Tate Modern в Лондоне, олимпийский стадион «Гнездо» в Пекине, «Филармония на Эльбе» в Гамбурге.
В это бриллиантовое ожерелье современной архитектуры может попасть и один московский проект: Herzog & de Meuron разработало реконструкцию Бадаевского завода. Летом 2019 года Пьер де Мерон лично презентовал концепцию нового квартала на Московском урбанистическом форуме.
Г-н де Мерон, как так получилось, что вы работаете в Москве? Вы выиграли тендер, к вам обратились адресно?
Пьер де Мерон Московский заказчик обратился к нам напрямую, очевидно, потому, что перестройка завода включала очень много аспектов, а мы как раз специализируемся на сложных проектах, имеем большой международный опыт, знаем, как вдохнуть новую жизнь в старые стены.
Ваш звездный статус позволяет выбирать проекты. Почему вы согласились?
П.М. Мы чувствовали поддержку города. У объекта фантастическое расположение: напротив Белого дома и района Москва-Сити, рядом с гостиницей «Украина». Участок чуть выше набережной и выходит к реке, а мы любим строить у реки: и «Тейт Модерн», и гамбургская филармония тоже стоят у воды. И, наконец, этот проект кардинально изменит ситуацию на большом участке земли в самом центре города, станет местом притяжении, новой достопримечательностью. Улучшать качество жизни – задача номер один для современных архитекторов.
В проекте вы сохранили кирпичные пивоваренные цеха и одновременно запланировали современные жилые корпуса, поставив их на 35-метровые опоры. Что лично для вас было главным мотивом: сохранить наследие, сделать проект финансово прибыльным?
П.М. Мы, конечно, двумя руками за сохранение наследия. Более того, по старым чертежам и планам мы восстановим тот фабричный корпус, который до нашего времени не дожил. Но неверно делить проект на историческую и коммерческую части. Для девелопера это единая территория, а для нас единый проект. В фабричных корпусах будут работать коворкинг, фудмаркет, шопинг, фитнес-студия, всевозможные образовательные центры, естественно – кафе и рестораны, даже банный комплекс. В одном из корпусов мы планируем расположить небольшую пивоварню, там будут варить пиво, что возродит характер участка. Историческая часть проекта открыта для всех жителей Москвы, и я надеюсь, она тоже будет коммерчески успешной.
Что касается жилых корпусов, то да, они парят над землей на высоте 35 м, опираясь на серию колонн. С балконов и террас открываются потрясающие виды.
для отдыха на природе (слева)
Колонны, наверное, недешевы в реализации?
П.М. Эта конструкция, конечно, удорожает строительство, но отнюдь не критически.
А безопасность? Вы учитывали не такую уж длинную историю высокотехнологичного строительства в России?
П.М. У заказчика достаточный опыт в строительстве. К тому же у нас была сильная русско-швейцарская инженерная команда, так что все красивые 3D-визуализации имеют под собой скрупулезный технический расчет.
Продумывали ли вы планировку квартир?
П.М. Обязательно. В хорошем проекте все, начиная от дверной ручки и заканчивая ландшафтным дизайном, продумано до деталей. Площади квартир начинаются от 60 кв. м, что оптимально, если жить одному или если у семьи пока еще нет детей.
Надо сказать еще об одном колоссальном преимуществе такой структуры – о парке! Четыре гектара зелени в самом центре Москвы у реки. Это будет подобно Парку Горького, со всей современной инфраструктурой, открытое общественное пространство для жителей города. И мы активно задействуем Москву-реку…
Каким образом – построите пешеходный мост?
П.М. Нет. Купальни – как в моем родном Базеле. Хотя 30 лет назад в это никто не верил. Дело в том, что в 1986-м на химическом заводе Sandoz произошла авария, в Рейн попало 30 т пестицидов и ртути. Погибло несколько сотен тысяч рыб, к реке нельзя было подходить, в некоторых районах нельзя было пользоваться водопроводом. На следующий год в Швейцарии приняли программу «Лосось 2000», потому что именно эта рыба наиболее чувствительна к грязной воде. В скором времени реку тщательно очистили, лосось вернулся в 1997-м. Сегодня в Рейне, акватории Базеля, все лето купаются.
...На Москве-реке тоже раньше были купальни и многочисленные пляжи на набережных. Существует немало исторических фотографий 1920–1950-х годов, где это все можно рассмотреть. В советском фильме 1956 года «Старик Хоттабыч» главный герой выловил кувшин с джинном, ныряя c понтона на середине реки в районе только что построенной гостиницы «Украина». Мы хотим все это возродить.
Проектируя Бадаевский квартал, вы отталкивались от каких-то районов в других мировых столицах?
П.М. Скорее, от структуры средневекового города, о которой сейчас так много говорят на разных архитектурных форумах. Идея компактного пешеходного города с высокой плотностью застройки, с домами mixed use (смешанной функциональности), а также с доступными общественными пространствами чрезвычайно актуальна. В Бадаевском квартале жизнь не будет прерываться ни на миг: здесь есть место для работы, отдыха, спорта, прогулок на природе и тихой семейной жизни.
Поговорим о стиле вашего проектирования. Вы себя ощущаете представителем именно швейцарской архитектурной школы?
П.М. Наша практика разбросана по всей планете, мы строим в Америке, на Ближнем Востоке, в Азии, не говоря уже о Европе. И в нашем бюро работают люди разных национальностей, поэтому мы просто современные архитекторы, без какой-то локальной специфики.
Некоторая протестантская скромность, присущая жителям Швейцарии, возможно, проявляется в полном отсутствии прозелитизма: мы никого не хотим обратить в свою веру, сделать более современным, навязать свои формы. Начиная проект в той или иной стране, мы выступаем как катализаторы местной среды и специфики участка. В архитектуре, в отличие от математики, не бывает одного единственно правильного решения. Решений может быть несколько, и каждое по-своему превосходное. Мы ищем такое, которое наиболее соответствует этому конкретному месту и найдет наибольший отклик у жителей.
Ваши дома – как голливудские блокбастеры: они становятся ультрамодными, обязательными к посещению. Как долго длится такой интерес? Понятно, что Tate Modern – музей и туда ходят постоянно. Но олимпийский стадион «Гнездо» в Пекине – там есть какая-то повседневная активность?
П.М. Ну во-первых, в 2022 году там состоится открытие очередных Олимпийских игр – зимних, а открытие на этом стадионе летних Игр 2008 года смотрели 4 млрд землян, что, конечно, соответствовало амбициям Китая и его возросшему международному влиянию. А во-вторых, с момента ввода в эксплуатацию на стадионе побывало около 30 млн человек! 3,5 млн ежегодно – это половина от посетителей Эйфелевой башни, которую «раскручивают» более ста лет. На стадионе «Гнездо» проходят не только спортивные соревнования, люди занимаются гимнастикой, танцуют, встречаются, беседуют и даже устраивают свадебные церемонии. Китайцы, как и жители Средиземноморья, огромную часть жизни проводят в общественных местах. Мы все это учитывали, проектируя стадион. За вход посетители платят небольшие деньги, но серии этих мероприятий достаточно, чтобы поддерживать объект в нормальном состоянии. Продажа фотографий с видами стадиона тоже приносит прибыль. Такая вот экономически устойчивая архитектура. Точно так же мы скрупулезно изучали формы досуга москвичей, чтобы сделать Бадаевский квартал максимально притягательным и экономически эффективным.
И к тому же стадион «Гнездо» просто красив!
П.М. Спасибо за комплимент. Но, вы знаете, это проблема – отсутствие красоты в современной архитектуре. Эстетические достоинства так эфемерны, что застройщики учитывают их в последнюю очередь. И зря, потому что красивые здания находят отклик у людей и рано или поздно приносят и финансовую выгоду. Египетские пирамиды и Парфенон – очевидные тому подтверждения.
