Кто придумал стул?
Почему шведский дизайн самый человечный, а стул – вершина творчества любого дизайнера и что служило пластиком 200 лет назад, рассказывает Павел Ульянов, коллекционер, знаток и исследователь скандинавского дизайна, основатель музея Chairmuseum и обладатель редчайшего собрания стульев ХХ века, которому позавидует любой музей.
Чем привлекателен для вас скандинавский дизайн?
Павел Ульянов Он разный, в зависимости от страны. Финский, например, максимально социально ориентированный и по-своему авангардный в силу своей лаконичности. Серийное производство и технологии гнутого дерева и фанеры сделали его доступным.
У шведов потрясающая эргономика и тотальный комфорт. Когда смотришь на кресло шведского дизайна, оно притягивает своими человечными линиями, плавно и красиво: в него садиться даже не обязательно, чтобы понять что оно комфортное.
Бруно Матссон, проектируя свое кресло Eva Lounge Chair (1936), даже изучал отпечатки собственного тела в снегу, чтобы лучше понять эргономику будущей модели!
А датчане?
П.У. Датчанам свойственна элитарность. Еще в XVI веке здесь существовала гильдия мебельщиков, которая традиционно работала для королевского двора, в том числе английского, и привилегированных классов. Вся мебель делалась только «сертифицированными» мастерами из лучших материалов, которые централизованно закупались с появлением Ост-Индских компаний.
Интересно, что вплоть до 1970-х годов число сотрудников ¾ мебельных производств Дании, продолжающих традиции мастерских, не превышало 10 человек. Например, когда в 1960 году модель стула Round Chair датского дизайнера Ханса Вегнера засветилась в президентских теледебатах Никсона и Кеннеди, компания Carl Hansen & Son получила заказ на изготовление 400 таких стульев, а при существующих тогда «производственных» мощностях у нее ушло бы два года на их создание. Но они вовремя перестроились…
При всей своей разности скандинавский дизайн формирует общий тренд, где всего хватает: социальной направленности и элитарности, функциональности, эргономичности, индустриальности и ремесленности. Одним словом, «лагом» (есть такое выражение в шведском языке): не слишком много, не слишком мало, а в самый раз.
А с чего все начиналось для вас?
П.У. С 2000 года я в течение десяти лет работал в галерее дизайна Bulthaup в Санкт-Петербурге. Еще тогда я обратил внимание, что из дизайнерского наследия скандинавских стран 1930–1970-х переиздается всего 5–10%.
Я стал погружаться в тему, изучать и пришел к выводу, что оригинальные образцы гораздо интересней современных. Начал искать оригиналы – познакомился с крупными европейскими дилерами и галереями в Дании (галерея Уля Хёстбо Dansk mobel Kunst), Швеции (галерея Modernity и галерея Пола Джексона) и Финляндии (Second Cycle, которая принадлежит Artek)...
Так я постепенно стал собирать оригинальные вещи и в 2010 году открыл свою первую галерею «Модернариат» на Петроградской стороне. В аутентичной квартире с каминами и лепниной выставлял коллекционную мебель вместе с произведениями современных питерских художников, была у меня тогда такая концепция…
За два года существования галереи провел более 20 выставок, правда, коммерческого успеха не имел, но к нему и не стремился. Большую часть вещей покупали мои друзья.
Ваша коллекция преобразовалась в первый частный музей Chairmuseum. Почему в основе собрания – стулья?
П.У. Изначально моя коллекция не была таковой в полном смысле этого слова. Скорее, была попытка поделиться своим искренним восторгом от этих вещей, как они классно исполнены, ведь я же по образованию инженер-конструктор…
Стул – идеальный объект для исследования истории дизайна. Это очень сложное изделие, в котором наилучшим образом представлен баланс функции, эстетики и технологии. Каждый дизайнер смещает эту точку баланса в ту или иную область, но обязательно учитывает все эти составляющие. Неслучайно стул стал определенным вызовом для дизайнеров и архитекторов в ХХ веке и любой уважающий себя мастер пытался создать собственную версию стула, который превращался в своеобразный манифест метода проектирования.
В скандинавском дизайне таким манифестом, на мой взгляд, является Paimio Chair Алвара Аалто, созданный в 1932 году для туберкулезного санатория. Аалто заменил стальные базы на основания из гнутой и ламинированной древесины, при этом сохранив авангардную рациональность линий. К тому же его модель предвосхитила интерес к органике, которая пришла на смену геометрическому формализму.
Что самого ценного в вашем собрании?
П.У. Меня всегда интересовали материалы и технологии, поэтому мне важно собрать те модели, которые демонстрируют ряд исторического развития основных индустриальных технологий: литья, гнутья, формовки из фанеры, папье-маше, металла, пластика.
Самые ценные – предметы XIX века, когда эти технологии только формировались и определяли форму изделий. Например, мебель из стальной трубки уже была представлена на Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году Августом Китшельтом в павильоне Австрии, а не создана учениками школы Баухаус в середине 1920 годов, как это принято считать.
Стулья Китшельта – очень редкая вещь, в моей коллекции есть пара кресел, одно из которых экспонировалось в 2022 году в Русском музее на выставке «Кресло, стул, табурет в русском искусстве XVIII–XX веков».
Количество материалов и технологий ограниченно, но при появлении новых материалов часто используются прежние технологии. Если взять кресло из папье-маше 1840-х годов английской компании Jennens and Bettridge и поставить рядом стул из пластика Panton 1967 года Вернера Пантона, то разницы в формах практически нет.
По сути, папье-маше является первым пластиком, используемым в промышленном производстве. Как говорил Кааре Клинт, основоположник школы датского мебельного дизайна, «нет такой задачи, которая не была бы успешно решена в прошлом».
