Не только чай: наш человек на Цейлоне
Сквозь ее ленивое тело неслышно проплывают настоящие грозовые облака, на несколько минут скрывая солнце... Сорокоградусная жара стекает по коже прохладными мелкими каплями, как будто заботливый садовник побрызгал из пульверизатора чайную розу. Она и есть эта самая чайная роза, потому что розы – цветы зрелости. У них есть шипы и толстые прочные стебли, с которыми бесполезно спорить.
Если прикрыть глаза, то слышно, как вдалеке бьется сердце горной гряды, у которой нет конца и нет начала. Это даже не горы, а бесконечные дымчато-голубые холмы, в череде которых теряются реки и колышутся миражи. Здесь, на каменных ладонях ,цветы не закрываются на ночь, а просто меняют свой цвет, с чайного на глубокий черный. Ночи тут именно такие, какими пожелает их видеть отважный путешественник, то есть почти всегда цвета радуги, разлитой в опасном бензине воспоминаний.
Если ехать от Коломбо навстречу ветру и красной пыли, то непременно попадешь в шелестящие лабиринты чайных плантаций, выбитых на теле острова, как татуировки. Важно научится их читать задом наперед, тогда смысл происходящего растворится в эфире и никогда не потревожит чтеца.
В маленьких домиках посреди бескрайних просторов продают шоколад и чай, но там остаются только те, кто приехал посмотреть. Те, кто приехал почувствовать, отправляются дальше, не всегда понимая куда и зачем. Потому что, главное здесь ничего не понимать, и не думать о роскошных колониальных отелях Галлы с крабами на ланч, бесконечных золотистых пляжах Хиккадува, голубоглазых аппетитных американках и легких укусах предрассветного океана. По прилету разрешается немножко поиграть: «Do you have a gun?» - шелестит темно-вишневая помада из полумрака Gallery Cafe Colombo именно тогда, когда слова весят больше, чем мысли, и от этого становятся слишком хрупкими.
Иногда вопросы утоляют жажду и открывают потайные комнаты, потому что во всех вопросах скрывается запах амбры и сандала, если у женщины накрашены губы.
На Цейлоне важно попытаться прикоснуться к охристой плоти земли, потрогать ее пальцами вдохнуть теплый аромат трав и попросить проводника. Тогда есть шанс попасть в правильные гости, например, к чьей-то сестре. Увидеть, как эта тоненькая кофейная телеведущая делает чудесные колобки из смеси риса, орехов, овощей и специй, кладет их на жемчужный язык и запивает иссиня-черным цейлонским чаем под тихие улыбки всех поваров мира.
Еще можно попасть на практику Випассаны в южной части острова. Каждый день собирать предрассветные звезды, прятать их в подол длинного нежно-голубого сари, чтобы потом, когда придет время, отдать их обратно наставнику Гоенке. Измотавшийся вконец дух будет благодарно вздыхать и показывать затонувшие города подсознания, надежно упрятанные в дебрях IQ. Если задавать много глупых вопросов, есть шанс пройтись влажными стопами по драгоценным камням, увидеть чужие сны и потрогать облака.
Про то, что здесь можно и нельзя, не знает никто, даже те, кто живет в джунглях, имеет десятки ID, но не имеет паспорта той страны, которая ему снится во сне. Для того, чтобы попасть, куда нельзя, нужно провалиться как Алиса в нору. На огромной скорости подставить лицо ветру, распустить волосы и подружиться со Вселенной. Там уж тебя подхватит черный автомобиль и унесет, словно пушинку, куда надо.
«Knock-knock-knocking on heaven's door», - позвякивает молодой Bob Dylan. Ему вторят Roger Waters, Eric Clapton, Exl Rose и еще много тех, чьи голоса замирают в воздухе, пропитанном надеждой. Она полулежит в лонгшезе на вершине самой высокой горы в стране чудес, рядом с маленькой деревней Элла, не в силах пошевелить большим пальцем левой ноги, чтобы выключить, наконец, «репит». Здесь никого не удивишь отсутствием времени, поэтому неслышные человечки в белых рубашках никогда не задают вопросов и прячутся в кустах, как только ты выныриваешь из облака на поверхность. О том, что они вообще существуют, можно догадаться по неслышному аромату сандала, паре бокалов и огромному подносу с фруктами и сластями.
Несколько смешных домиков на курьих ножках образуют миникурорт, скрывают океаны наслаждений, дары порока и джомолунгмы просветления. Сюда только ведет один вход, но бесчисленное количество выходов - в зависимости от настроения и цвета кожи на подушечках пальцев.
Кроме Шри-Ланкского демона и веснушек на коленках, здесь больше никого нет. В хрупких пальцах тает первоклассный косяк, и дым причесывает мокрые светлые волосы. Воздух течет сквозь томильский диалект, путается в оглушительных звуках колокольчика далекой пагоды, разбивается о ее равнодушие.
На его плечах спит нежность. Он много лет носил ее под блестящим стволом оружия, прятал за стеклами солнцезащитных очков, закрывал в сейфах, забывал в самолетах и стеклянных кабинетах. Теперь он ничего не помнит, но может, наконец, позволить себе носить Swatch и не стричь свои роскошные иссиня-черные цейлонские волосы.
Они так высоко, что низкие тучи и впрямь задевают лужайку возле бунгало, просачиваются сквозь их тела, оставляя еле заметные следы. Кажется, что сейчас все слезы мира прольются на гигантские чайные поля под ними, и так повторится бесчисленное количество раз, пока мужская сила не растворится в женской. Ослепительный солнечный свет рассекает мысли, шершавым языком слизывает мурашки с предплечий, облачную морось с ключиц, посыпает ее ресницы тончайшей золотой пудрой.
Они поднялись сюда три дня назад, после того, как она 10 дней не покидала обитель Дхаммы и стирала белье руками. Теперь тишина сменилась покоем, потому что однажды так происходит со всеми, и нет совершенно никакой возможности приблизить или отдалить этот момент.
Она смотрит на россыпи диких цветов, выбирает горизонты и готовится принять в подарок ощущения, о которых она его попросила десять дней назад, перед тем, как каждое утро, до рассвета, поймав звуки гонга, неслышно проскальзывать в meditation hall и завтракать, если повезет, чистой праной.
Здесь завтракают иначе, причем только тогда, когда закрывают глаза и открывают рты. Шри Ланка – страна гастрономических наслаждений и горящих ладоней. Те, кто проиграл или просто устал, остаются здесь навсегда, неважно как и на каком языке звучит имя родины. Так было написано на песке роскошного La voile blanche, хозяин которого смотрит на океан, подает крабов, прекрасно разбирается в вине и роняет всего лишь одну слезу ежедневно.
На Шри-Ланке белой женщине важно есть, не дотрагиваясь до пищи. Это должен делать мужчина. А женщина - наслаждаться вкусом, не замарав рук лишними движениями, грубым звоном приборов и суетой приготовлений. Так научила ее царица Сигирии перед тем, как спрятать старые рукописи.
Вот смуглые пальцы плавят янтарь, для того, чтобы его капли падали в свежий пенистый кофе, стирают в порошок специи на дне древней бронзовой ступы и отправляют их туда же, в напиток слабых духом и сильных телом.
Вот сверкают под стеклянными крышками блюд фантастические десерты и разнообразные диковинные рыбы, зажаренные живьем на шипящих раскаленных камнях, истекают соком крабовые лапы, зажатые в стальных клейменых щипцах, потеют ледяные бокалы, опрокидываясь то и дело в бескрайние лабиринты губ, вкус которых всегда зависит от вкуса ладоней, на которых спит блаженство.
Самые правильные ладони на Цейлоне у того, кто умеет готовить черный как ночь chocolate cake и ванильный, с коричневыми прожилками, соус к нему. Если попробовать его один раз, то уже никогда больше женщина не будет разжигать огня, чтобы приготовить пищу, потому что только мужчина способен высечь искры из твердого камня.
Будильник прозвенел ровно в четыре утра, когда еще можно было что-то исправить. Предрассветные сумерки тихонько позвякивали в струйках воды, падающей сверху прямо на ресницы. И когда вода проникла везде, где только можно, она стала чувствовать то, что он положил ей под язык.
Если повнимательнее вглядеться в красный рубин на ее мизинце, можно увидеть как огромная крылатая птица-царица с полотен Дюрера сидит на вершине скалы в прозрачном золотом облаке. Внизу плывут люди, эпохи и мгновения. А она все сидит так, в золотом мареве чистой энергии и наблюдает, как проносятся цунами и разрушают города, как народы стирают имена друг друга с черных школьных досок, пропитанных страхом.
Красный сапфир, наследник Серендипа, мирно дремлет на ее пальце. Через час он откроет глаза, полные слез, и разрешит ей почувствовать бесконечность. «….Just observe….» - слышится голос учителя, как будто никогда не было ничего, кроме этого мягкого, глубокого, ослепительного оранжевого света в огромной комнате с видом на океан. Как будто невесомый белоснежный балдахин на резной кровати всегда укачивал ищущих тепла. Как будто водопады Улувату, свежие и прозрачные, как сны младенца, никогда не текли в другом направлении, а пляжи Мириссы не были так хороши днем и ночью.
На закате хорошо поехать на озера или забраться в бар на крыше какого-нибудь Mövenpick Hotel в Коломбо. Второй вариант обычно следует через несколько дней после первого. Как только маленькая лодка причалит к маленькому пирсу, в глубине джунглей можно будет различить фантастической красоты колониальные виллы, скрывающие тех, у кого есть сто слуг, но нет родины. Если вас позвали туда на ужин, значит вы в опасности. Но стоит жемчужным бусам мягко защелкнуться на нежной шее, как очень скоро тревога рассеется, ровный свет скользнет по глянцу загорелых лодыжек, и вот уже вы на настоящем приеме, какие бывали в Галле четыре сотни лет назад.
Зачем думать о том, чего невозможно увидеть прямо сейчас? «Зачем плакать, если можно смеяться, зачем продавать оружие, если можно продавать цветы», - так думала она, потому что еще не знала всего того, что знает теперь.
Время не приносит ничего, кроме бессмысленных знаний и глупых возможностей. Если бороться с ним, то не останется ни единого шанса услышать колокольчики во всех храмах мира, оставаясь абсолютно глухим. Время всегда касается теплыми пальцами тех, кто умеет с ним разговаривать, и не оставляет следов - разве что искусное колечко с алым корундом на память.
Автор: Катя Болотова
